Не так давно в кулинарной дискуссии на дружественном дневнике я обмолвилась, что неравнодушна к холодцу, домашним пирогам с капустой, голубцам, чем поразила хозяйку дайря: у нее создалось ощущение. что я питаюсь чем-то вроде дефлопэ и кофе. Сову разъяснили, посмеялись, а мне потом подумалось.
Была я много где, и в России, и за границей, мишленовских ресторанов не посещала, но с кухней народов Европы знакома. И почти везде меня привлекала "простая" еда: минские драники, киевские вареники, немецкие колбаски и тушеная квашеная капуста, итальянская паста... Разве что в Париже влюбилась в суп-пюре из каштанов, так на то он и Париж. Хотя, я тут недавно выяснила, что каштаны - пища бедняков; и вообще, чем больше "экзотики" в национальной кухне, вроде лягушачьих лапок и жареной саранчи, тем больше вероятность, что этот народ не слишком богато жил в период становления своей государственности и осознания национальной идентичности. Не в обиду Франции будет сказано)
В связи с этим, вспомнилась байка из моего далекого школьного детства. Наш школьный краеведческий центр, объединяющий пытливых отроков от 12 до 16 лет, поехал в 2хнедельный тур на теплоходе, до Санкт-Петербурга и обратно. Большую часть стоимости путевки оплачивали спонсоры, и руководительница, решив сэкономить, заказала детские порции в ресторане. Для почти 30 подростков в период бурного физического и психиатрического роста. Для отдыха на воде, предполагающего не просто много, а МНОГО свежего воздуха и движения. Не предупредив об этом родителей. В холодном дождливом июне, но эта лирическая подробность к делу не относится.
В общем, на третий день я опровергла семейный миф, в который свято верила: что я капризная малоежка. Припасы, в виде печенья и каких-то еще перекусов, были уничтожены за пару дней. Деньги, данные родителями на карманные расходы и сувениры, были потрачены задолго до Питера, на все то же печенье и орешки, а оставшиеся копейки заботливо пересчитывали, чтобы хватило хотя бы на городскую булку. У экскусоводов в первую очередь выясняли, где тут ближайший продуктовый, и успеем ли мы до него добежать. Вспыхивающие в нашей бестолковой шумной компании юношеские влюбленности подвергались суровому испытанию: вместо конфетно-букетного периода у нас был бутербродно-печенный, и если незадачливая "половинка" застукивалась за подъеданием остатков припасов в одиночку или, не дай боже, делила печеньку не напополам, а на три части (для подруги или друга), о развитии отношений не могло быть и речи. Монтекки и Капулетти могли брать у нас уроки кровной мести, а я, единственный раз за всю юность, радовалась, что вопиюще непопулярна у противоположного пола: да, мне никто не приносил трогательную половинку дольки шоколадки в знак нежных чувств, но я и не оказывалась частью ревниво-голодного многоугольника. Это при том, что я впервые на этом теплоходе попробовала, например, балык - порции были микроскопические, но кормили очень хорошо.
Нет, мы не умерли с голода, не устроили друг другу День Нептуна в Ладожском озере, наоборот, эта поездка принесла мне пожизненную любовь к Питеру, влюбленность в северную природу и желание вернуться когда-нибудь на Валаам. О всех наших перепетиях, достойных наимыльнейшей оперы, я вспоминаю сейчас с ностальгической улыбкой.
И все-таки, первая моя фраза по возвращении домой была: "Дайте мне бабушкиного супа, не могу я больше эти разносолы есть, ЖРАТЬ ХОЧУ!!"