Не вечно же закрываться, не вечно же - в обороне...
На днях мой личный кинотеатр «Подсознание» выдал очередной сонный сеанс. Как почти всегда у меня, показывали несколько планов, т.е. когда я была «внутри себя», то воспринимала ситуацию в основном через тактильные ощущения, запахи, и только иногда была собственно «картинка», чаще всего мои руки, очень странно выглядящие без колец, зато с длинными изящными пальцами и красивой формой ногтей; когда я смотрела со стороны, зная, что вот та высокая, худая, черноволосая девица с восточным разрезом глаз и неожиданными яркими веснушками – это я, видела весь пейзаж, не забывая чувствовать боль в натруженных мышцах, запыхаться от бега, и т.д.
Сюжет был банален и достоен мелкобюджетного боевика и начинался «изнутри»: главгероиню некий неглавгад запер в какой-то хибаре на пустыре с мешковиной на продавленной панцирной кровати, репейником под окном и неожиданным ароматом свежего сена, причем сильнее всего сеном пахли нагретые солнцем квадраты на шершавом некрашеном полу. Этот ... эээ ... нехороший человек зацепил ей за ухо какой-то датчик, который с чем-то там законтачился (ощущалось, будто кошка поставила теплую мягкую лапу за ухо и то впускает, то выпускает когти, не больно, но чешется, тревожно чувствуешь, как отекают места проколов) и сказал, что все взорвется, если она подойдет к кому-то из знакомых.
Дальше я смотрела уже со стороны: девица выбежала их хибары, ставшей в какой-то момент облезлой телефонной будкой советских времен, держась за пострадавшее ухо и проклиная сапоги на высоких каблуках (я целиком разделяла ее эмоции, вечно подворачиваемая правая щиколотка снова заявила о себе, а мне еще бегать и бегать), пробежала по заросшей репейником тропинке, причем особо настырные репьи умудрились запутаться в длинных черных волосах, а жгучая осенняя крапива больно обстрекала руку. Как в узких джинсах поместилось несколько мобильных телефонов – этот вопрос я бы адресовала сценаристам сновидений. Тем не менее, они были, одноразовые, с каждой симки – один звонок, никакой телефонной книги. Я скорее поверю в существование датчиков «Кошачья лапа», чем в то, что помню наизусть мобильные телефоны даже самых близких, именно с этого момента я стала понимать, что сплю, оставаясь внутри сюжета.
Первый звонок я сделала из другой телефонной будки: набрала незнакомую мне комбинацию цифр на чем-то, вроде айпода, но очень плоского, состоящего из одного экрана, и сказала: «Это я. В Парме шел дождь, и под ним гулял голубь. Увидев меня на улице, не подходи». Голос у меня был глуховатый, довольно монотонный – может быть, от того, что я очень старалась быть убедительной, и очень холодные пальцы, сжимавшие телефон; как только нажала отбой и бросила коробочку на порванный автомобильный коврик на полу будки, руки резко стали горячими. Пришло понимание, что надо делать: я бежала по пыльным, полупустым улицам незнакомого города, с прохожими, выглядящими как картонные силуэты в тире, иногда останавливаясь на углу, чтобы выровнять дыхание, оглянуться и вспомнить еще какой-то случай-пароль, который заставит очередного абонента мне поверить. Сейчас уже не помню все, кто-то был реальным, кто-то – из снов; о некоторых абонентах – тоже догадываюсь, но во сне у меня не вызывало сомнений, кому позвонить и что сказать. О помощи я не попросила ни разу – было твердое убеждение, что мне надо обезопасить себя и других от случайной встречи, пересечь город по определенной траектории, и тогда датчик можно будет как-то извлечь.
От беготни и усталости веснушки у меня на лице проступили ярче. «Это я. Ты говорила, что меня не возьмут в леди с таким лицом. Отвернись, увидев меня». «Это я. У тебя были шпильки с жемчужинами, в них ты была королевой. Не смотри в мою сторону.» «Это я. На день рождения в 10 лет ты подарила мне набор фломастеров из 6 штук. Не подходи ко мне». «Это я. В мае в парке цвели вишни, белым и розовым, а мой отель был под трибунами в Олимпийском. Не подходи».
Судя по тому, что ничего не взорвалось, я дозвонилась до всех, и мне поверили. Точно не знаю – будильник прозвенел, когда я прислонилась лбом к очередной телефонной будке на углу и подумала, что растрескавшаяся белая и красная краска похожа на старые лакированные туфли.
Сюжет был банален и достоен мелкобюджетного боевика и начинался «изнутри»: главгероиню некий неглавгад запер в какой-то хибаре на пустыре с мешковиной на продавленной панцирной кровати, репейником под окном и неожиданным ароматом свежего сена, причем сильнее всего сеном пахли нагретые солнцем квадраты на шершавом некрашеном полу. Этот ... эээ ... нехороший человек зацепил ей за ухо какой-то датчик, который с чем-то там законтачился (ощущалось, будто кошка поставила теплую мягкую лапу за ухо и то впускает, то выпускает когти, не больно, но чешется, тревожно чувствуешь, как отекают места проколов) и сказал, что все взорвется, если она подойдет к кому-то из знакомых.
Дальше я смотрела уже со стороны: девица выбежала их хибары, ставшей в какой-то момент облезлой телефонной будкой советских времен, держась за пострадавшее ухо и проклиная сапоги на высоких каблуках (я целиком разделяла ее эмоции, вечно подворачиваемая правая щиколотка снова заявила о себе, а мне еще бегать и бегать), пробежала по заросшей репейником тропинке, причем особо настырные репьи умудрились запутаться в длинных черных волосах, а жгучая осенняя крапива больно обстрекала руку. Как в узких джинсах поместилось несколько мобильных телефонов – этот вопрос я бы адресовала сценаристам сновидений. Тем не менее, они были, одноразовые, с каждой симки – один звонок, никакой телефонной книги. Я скорее поверю в существование датчиков «Кошачья лапа», чем в то, что помню наизусть мобильные телефоны даже самых близких, именно с этого момента я стала понимать, что сплю, оставаясь внутри сюжета.
Первый звонок я сделала из другой телефонной будки: набрала незнакомую мне комбинацию цифр на чем-то, вроде айпода, но очень плоского, состоящего из одного экрана, и сказала: «Это я. В Парме шел дождь, и под ним гулял голубь. Увидев меня на улице, не подходи». Голос у меня был глуховатый, довольно монотонный – может быть, от того, что я очень старалась быть убедительной, и очень холодные пальцы, сжимавшие телефон; как только нажала отбой и бросила коробочку на порванный автомобильный коврик на полу будки, руки резко стали горячими. Пришло понимание, что надо делать: я бежала по пыльным, полупустым улицам незнакомого города, с прохожими, выглядящими как картонные силуэты в тире, иногда останавливаясь на углу, чтобы выровнять дыхание, оглянуться и вспомнить еще какой-то случай-пароль, который заставит очередного абонента мне поверить. Сейчас уже не помню все, кто-то был реальным, кто-то – из снов; о некоторых абонентах – тоже догадываюсь, но во сне у меня не вызывало сомнений, кому позвонить и что сказать. О помощи я не попросила ни разу – было твердое убеждение, что мне надо обезопасить себя и других от случайной встречи, пересечь город по определенной траектории, и тогда датчик можно будет как-то извлечь.
От беготни и усталости веснушки у меня на лице проступили ярче. «Это я. Ты говорила, что меня не возьмут в леди с таким лицом. Отвернись, увидев меня». «Это я. У тебя были шпильки с жемчужинами, в них ты была королевой. Не смотри в мою сторону.» «Это я. На день рождения в 10 лет ты подарила мне набор фломастеров из 6 штук. Не подходи ко мне». «Это я. В мае в парке цвели вишни, белым и розовым, а мой отель был под трибунами в Олимпийском. Не подходи».
Судя по тому, что ничего не взорвалось, я дозвонилась до всех, и мне поверили. Точно не знаю – будильник прозвенел, когда я прислонилась лбом к очередной телефонной будке на углу и подумала, что растрескавшаяся белая и красная краска похожа на старые лакированные туфли.