Не вечно же закрываться, не вечно же - в обороне...
... А бывает, приходит прошлое,
Садится на подоконник с ногами,
Щурит глаза:
"Что ты смотришь, душа заполошная,
Ты сама зажгла пламя
Годы назад".
Хочет кофе, но чай пьет ромашковый,
Улыбается, вертит подвеску:
"Я не сержусь:
Ты купила в клетку рубашку,
Научилась быть дерзкой и резкой,
Прятать грусть".
А мне бы - вцепиться ей в плечи,
Встряхнуть, взвыть а голос:
"Вернись!
Без тебя мне ничуть не легче,
Седина красит волос
И жизнь.
Я хочу придумывать заново,
Душу вывернуть наизнанку...
Постой!
Заболеть безумными планами,
Завести мартышку, шарманку,
Стать тобой".
Ночь уходит, свет бледно-опаловый
На полу рисует квадраты,
Утро суля.
"Что тебе и мне жизни мало,
Обе мы не виноваты.
Ты - тоже я".
(с) Гела
Садится на подоконник с ногами,
Щурит глаза:
"Что ты смотришь, душа заполошная,
Ты сама зажгла пламя
Годы назад".
Хочет кофе, но чай пьет ромашковый,
Улыбается, вертит подвеску:
"Я не сержусь:
Ты купила в клетку рубашку,
Научилась быть дерзкой и резкой,
Прятать грусть".
А мне бы - вцепиться ей в плечи,
Встряхнуть, взвыть а голос:
"Вернись!
Без тебя мне ничуть не легче,
Седина красит волос
И жизнь.
Я хочу придумывать заново,
Душу вывернуть наизнанку...
Постой!
Заболеть безумными планами,
Завести мартышку, шарманку,
Стать тобой".
Ночь уходит, свет бледно-опаловый
На полу рисует квадраты,
Утро суля.
"Что тебе и мне жизни мало,
Обе мы не виноваты.
Ты - тоже я".
(с) Гела
Как здорово!