Не вечно же закрываться, не вечно же - в обороне...
Воспоминания накрывают внезапно, и в этот момент понимаешь, что для тебя ностальгия - это не про место, это про людей и время.
Другой континет, другая дорога, другая ты, даже золотая осень раскрашена другими красками: все яркое, без полутонов и переходов, канареечно-желтые деревья взлетают вертикально вверх в невозможно бирюзовое небо, багряные, винно-красные, пламенеющие на солнце кусты машут им флажками, давая разрешение на взлет - а тебе внезапно 8 лет, и приехала на выходные старшая бабушкина сестра с фокстерьером Троллем, и взяла тебя гулять в Пушкарик.
Проблем, страшнее таблицы умножения, просто не существует, разве что в уголке сознания притаился страх под названием "маме много лет" - все, что старше 12, ну, 15 кажутся тебе невообразимо древними, а маме больше, гораздо больше, о возрасте же бабушек ты просто не задумываешься, такие цифры пока не помещаются в голове.
Троллю 7, и это так мало, что за него можно не бояться, ты же старше на год - и ничего, все с тобой в порядке; ты еще не знаешь слова раздолбай, но это именно про твоего пса: кудлатый, невоспитанный, он умудрился объяснить тебе, что такое, когда твой друг - собака, и теперь на всю жизнь у тебя в душе будет специальное место для мохнатой нахальной морды, обязательно с бородой, и задорно виляющего хвоста.
И вы идете в Пушкарик: золотистый, бронзовый, тепный, прозрачный, поглядывающий на вас украдкой глазастыми гроздьями рябины. Он такой огромный, можно бежать далеко-далеко, и он не кончится, ты устанешь и задохнешься раньше. И в нем есть заросшие кустами поляны, на которых можно носиться кругами, пока не закружится голова, и затаскивать Тролля в "шалаш", накидав разноцветных листьев и веток на ближайший куст, чтобы ветки пригнулись к земле, и вылетать из шалаша вместе, в ворохе березовых, кленовых, боярышниковых листьев, подбрасывать их вверх, делая листопад наоборот.
...Стоишь на светофоре, ждешь сигнала и пытаешься понять, что из этого ты придумала, что было на самом деле, сколько таких прогулок слились в памяти в одну, с разговорами, дореволюционными детскими стихами (тогда их бабушкина сетсра еще неплохо помнила), с семейными историями. И Пушкарик ты потом проходила, не очень торопясь, за 10 минут насквозь - думая о другом, стуча по растресковшемуся асфальту каблучками.
...А не важно. Эти дни сделали тебя такой, какая ты есть, значит, они тоже есть - где-то, когда-то, и по этому "когда-то" ты будешь скучать и на берегу океана, и на улицах родного города, и в любой из командировок. И, пока ты скучаешь, пока они отзываются в тебе пятипалым кленовым листом на ладони, гладким и теплым желудем, гулко стукнувшем по велосипедному шлему - они есть. Живые и настоящие.
Другой континет, другая дорога, другая ты, даже золотая осень раскрашена другими красками: все яркое, без полутонов и переходов, канареечно-желтые деревья взлетают вертикально вверх в невозможно бирюзовое небо, багряные, винно-красные, пламенеющие на солнце кусты машут им флажками, давая разрешение на взлет - а тебе внезапно 8 лет, и приехала на выходные старшая бабушкина сестра с фокстерьером Троллем, и взяла тебя гулять в Пушкарик.
Проблем, страшнее таблицы умножения, просто не существует, разве что в уголке сознания притаился страх под названием "маме много лет" - все, что старше 12, ну, 15 кажутся тебе невообразимо древними, а маме больше, гораздо больше, о возрасте же бабушек ты просто не задумываешься, такие цифры пока не помещаются в голове.
Троллю 7, и это так мало, что за него можно не бояться, ты же старше на год - и ничего, все с тобой в порядке; ты еще не знаешь слова раздолбай, но это именно про твоего пса: кудлатый, невоспитанный, он умудрился объяснить тебе, что такое, когда твой друг - собака, и теперь на всю жизнь у тебя в душе будет специальное место для мохнатой нахальной морды, обязательно с бородой, и задорно виляющего хвоста.
И вы идете в Пушкарик: золотистый, бронзовый, тепный, прозрачный, поглядывающий на вас украдкой глазастыми гроздьями рябины. Он такой огромный, можно бежать далеко-далеко, и он не кончится, ты устанешь и задохнешься раньше. И в нем есть заросшие кустами поляны, на которых можно носиться кругами, пока не закружится голова, и затаскивать Тролля в "шалаш", накидав разноцветных листьев и веток на ближайший куст, чтобы ветки пригнулись к земле, и вылетать из шалаша вместе, в ворохе березовых, кленовых, боярышниковых листьев, подбрасывать их вверх, делая листопад наоборот.
...Стоишь на светофоре, ждешь сигнала и пытаешься понять, что из этого ты придумала, что было на самом деле, сколько таких прогулок слились в памяти в одну, с разговорами, дореволюционными детскими стихами (тогда их бабушкина сетсра еще неплохо помнила), с семейными историями. И Пушкарик ты потом проходила, не очень торопясь, за 10 минут насквозь - думая о другом, стуча по растресковшемуся асфальту каблучками.
...А не важно. Эти дни сделали тебя такой, какая ты есть, значит, они тоже есть - где-то, когда-то, и по этому "когда-то" ты будешь скучать и на берегу океана, и на улицах родного города, и в любой из командировок. И, пока ты скучаешь, пока они отзываются в тебе пятипалым кленовым листом на ладони, гладким и теплым желудем, гулко стукнувшем по велосипедному шлему - они есть. Живые и настоящие.
Кутуша-Штуша, засмущала